Последние несколько лет министр сельского хозяйства России Алексей Гордеев не упускает случая для критики ВТО. Но он видит и выгоды от предстоящего вступления России в эту организацию. В интервью “Ведомостям” министр поделился планами возглавить борьбу развивающихся стран мира за отмену сельхозсубсидий в Евросоюзе и США.

— Глава российской делегации на переговорах с ВТО Максим Медведков считает, что “в ближайшие 5-10 лет говорить о конкурентоспособности отечественного сельского хозяйства нереально”. Вы согласны?

— Если мы будем иметь соглашательскую политику, примерно такую, как мы сейчас имеем, то да. ВТО — это организация лицемерная и неполезная для развивающихся стран. По большому счету это штаб защиты экономических интересов крупных западных государств — и прежде всего США. Посмотрите на Евросоюз, нашего главного партнера и соседа. Там господдержка сельского хозяйства на гектар обрабатываемой сельхозплощади в 40 раз больше, чем у нас. И вы спрашиваете: а мы конкурентоспособны или нет? Если эти условия брать, то, конечно, нет. Мы, может, и железные люди, кто-то из нас, может, и Павка Корчагин, но не до такой же степени, чтобы в 40 раз отличаться. А если мы говорим о нашем потенциале при равных условиях господдержки, то, конечно, потенциал у нас огромный.

— Некоторые отраслевые союзы рассчитывают, что, вступив в ВТО, Россия сможет добиваться отмены сельхозсубсидий в Евросоюзе. Вы этим займетесь?

— Это будет наш первый и главный вопрос. Сейчас, когда мы об этом аргументированно говорим, нам тут же отвечают: вы же не члены ВТО, а посему вы не можете что-либо рекомендовать.

— Реально добиться отмены европейских сельхозсубсидий?

— Конечно. Могу даже предположить, что развитые страны больше всего этого и боятся: когда мы станем членом ВТО, то станем центром интересов развивающихся стран.

— Почему именно сельское хозяйство оказалось последним камнем преткновения на переговорах с США?

— Если у американских переговорщиков есть директива, им думать больше ни о чем не надо. Их задача — добиться выполнения этой директивы. В какой-то момент мы с министром экономического развития Германом Грефом, проявляя жесткость, ощущали ответную реакцию, я бы сказал, неадекватную, потому что мы проявляли жесткость с аргументами, но наши американские партнеры не очень-то интересовались аргументами. Но это американцы, они во всем такие. Им можно в этом смысле завидовать или учиться у них. У них есть национальный экономический интерес, и больше они ничего понимать не хотят.

— Как идут переговоры по предельному уровню поддержки сельского хозяйства?

— Мы закончили двусторонние переговоры и подошли к системным вопросам. На февраль в Женеве запланированы многосторонние консультации по сельскому хозяйству. Мы по-прежнему настаиваем, что уровень государственной поддержки должен у нас составлять $9,2 млрд.

— Реально отстоять $9,2 млрд?

— Зачем строить прогнозы? У нас есть переговорная позиция, утвержденная правительством.

— Будут ли после вступления в ВТО снижаться пошлины на сельхозтовары?

— Договоренности по условиям доступа на рынок товаров затрагивают 11 294 тарифные позиции, из них уменьшение таможенных пошлин коснется 6100 позиций. Из “наших” товаров это мясо, сахар, рыба, молоко, сливочное масло, сыры, овощи и фрукты, чай и кофе, зерновые, растительные масла и жиры, соки, алкоголь. Но снижение будет постепенным, чтобы наши производители могли приспособиться, успеть внедрить новые технологии, в том числе при поддержке государства. Что уже делается в рамках национального проекта “Развитие АПК”.

— Когда будет снят запрет на импорт польского мяса?

— Отвечу коротко: идут переговоры.

— Будет ли меняться таможенный режим для сахара-сырца?

— Это был первый таможенно-тарифный режим, основанный на квотах. Когда мы его ввели, у нас только 20% сахара было отечественного производства, а 80% — из импортного сырца. Сейчас — 55% из нашей свеклы, 45% — из импортного сырца. Мы доказали, что квоты — важный инструмент, в ряде случаев — эффективный, но он должен совершенствоваться.

— Введение сезонной пошлины на импорт сахара-сырца уже согласовано?

— Вопрос рассматривается. Постоянный режим на все времена нельзя изобрести. Любой режим исходя из ситуации в конкретном году может пересматриваться. Вот по Белоруссии мы нашли конструкцию на два года, в конечном итоге должны прийти к нулю поставок сахара из Белоруссии. Потому что у них нет потенциала, чтобы они могли лучше нас и дешевле производить сахар.

— Механизм контроля при этом остается у белорусской стороны?

— Контроль будет как с их, так и с нашей стороны с учетом того, что мы союзное государство. Мы отказались от квотирования по просьбе белорусской стороны, а они предложили пойти на самоограничение. Договорились. Мы все объемы знаем, сколько завозится — невозможно скрыть. У нас проблемы контроля нет. А если Белоруссия не будет выполнять свои обязательства, то дело кончится тем, что мы восстановим таможенный склад, введем квоту, а если надо — еще и пошлину.

— А по мясу вы считаете необходимым сохранить квоты после 2009 г.?

— Время покажет. В квотах есть и минусы, и плюсы. Основной минус в том, что мы, подыгрывая американцам, чтобы нас приняли в ВТО, отдали им неоправданные объемы квот по мясу птицы. И второе: у нас квота не стимулирует “обязательных” участников рынка. Например, у крупного мясокомбината квоты нет, а у какой-то компании, у которой только комната, телефон и факс, квота есть. Нужны ли такие посредники?

— Идея Счетной палаты вернуться к продаже части квот на аукционах разумна?

— Это все имеет мало отношения к реальному делу. Вопрос в том, чего мы хотим — бесконечно иметь какие-то рыночно красивые процессы или стабильность рынка и качество продукции. Если взять США, то там 100 с небольшим компаний, номинированных как экспортеры мясной продукции. Им уже по 50-100 лет, и нет такого, чтобы пришли какие-то временщики и захотели торговать. И мы к этому идем: происходит концентрация аграрного бизнеса, например, в сахарной отрасли 5-7 компаний уже контролируют 80% рынка. Усиливаются отраслевые союзы и ассоциации в аграрном секторе. С их помощью государству легче контролировать ситуацию на рынке, обеспечивать качество и безопасность продукции.

— Госмонополия на оборот спирта будет?

— Будет. Но тогда, когда окончательно жареный петух клюнет в известное место. Эта тема все время возникает, но проблема алкогольного рынка в том, что у семи нянек дитя без глазу: каждый фрагментарно за что-то отвечает, каждый в своей области что-то там продвигает, а проблемы не уменьшаются, а только увеличивается.

— Каковы планы по развитию водочных марок “Столичная” и “Московская”?

— За рубежом идут судебные процессы, их надо завершить, восстановив права Российской Федерации на национальные бренды. Внутри российского рынка, с учетом того что все суды выиграны — их было более 100, — нужно использовать известные компании, которые доказали свою успешность в производстве и реализации качественной водки. Таким компаниям нужно передавать права на использование принадлежащих государству торговых марок.

— Вы имеете в виду Pernod Ricard?

— Я говорю о российских компаниях.

— Но ведь “Союзплодоимпорт” ведет переговоры с Pernod Ricard о совместном использовании этих брендов.

— “Союзплодоимпорт” может вести переговоры с сотнями компаний. Но решения могут состояться только по согласованию с ответственными министерствами и правительством. Переговоры с Pernod Ricard начались в мае и касаются разработки единой стратегии развития ряда российских торговых марок, в том числе “Столичной”. Стратегическое партнерство будет охватывать производство и дистрибуцию ряда марок и может привести к разрешению судебных тяжб в различных странах.

— Как вы оцениваете результаты реализации нацпроекта “Развитие АПК”?

— Мы достигли показателей, поставленных в нацпроекте, но одновременно стали очевидны некоторые важные вещи. Стало ясно, что для дальнейшего развития страны нужны четко сформулированные планы, а не общий вектор “давайте двигаться туда-то”. Второе: мы должны больше слушать, чего ждут от нас, от власти, и бизнес, и рядовые граждане, все, кто живет и работает на селе. Третье: мы увидели, что надо существенно перестраивать управленческую систему госаппарата. Оказалось, что конкретные задачи многие выполнять просто разучились, причем на всех уровнях.

— Вы говорите о Минсельхозе?

— В том числе и о Минсельхозе. Теперь о конкретных результатах. В 2006 г. рост производства мяса всех видов составил примерно 4,6%, при том что год назад у нас был даже не нулевой рост, а минус 2%, в производстве молока год назад у нас было падение 3,2%, сейчас — рост 0,6%. Другими словами, мы превратили динамику из отрицательной в положительную. Привлечено довольно много инвестиций — всего более 100 млрд руб. Второе направление — поддержка малых форм аграрного бизнеса. В прошлом году в этом секторе было выдано свыше 170 000 кредитов — это в разы больше запланированного. И третье направление — строительство жилья для молодых специалистов, чтобы закрепить их на селе. Если округлить, то 14 500 молодых специалистов получили в рамках нацпроекта в 2006 г. льготное жилье.

— Есть механизмы, позволяющие проверить использование средств, которые идут на субсидирование кредитов?

— Такие вопросы, как правило, возникают у непосвященных. Наша задача — мотивировать частные инвестиции. Есть банк, и есть заемщик. Это их риски. Мы в это не вторгаемся. Мы субсидируем, удешевляем кредиты. Все это легко контролируется — и не только банками. Контролем занимаются и казначейство, и региональные управления АПК, и прокуратура, и МВД, и ФСБ, и Счетная палата. Контролеров, на мой взгляд, больше, чем нужно. Особенно среди чиновников низшего звена. Доходит до того, что иногда бизнесмены или фермеры говорят: не хотим мы больше брать кредиты, потому что нас каждый день потом приходит проверять до 10 разных организаций, житья уже нет от этого.

— Нет ли риска, что вал кредитов в рамках нацпроекта приведет к росту числа неплатежеспособных предприятий?

— Риски есть, но главный риск связан с тем, что у нас в стране до сих пор нет внятной торговой политики. Мы до сих пор не имеем ни институтов, ни инструментов, которые бы обеспечивали стабильное функционирование продовольственных рынков. В отличие от промышленности сельскохозяйственное производство имеет довольно серьезную специфику. Например, не хочу никого обидеть, но корова — это что? С одной стороны, это станок, тут заходит сено, а тут выходит молоко. Но с другой — это живой организм, который не выключишь, как станок. Хочешь не хочешь, а корову надо 2-3 раза в день доить. Дальше: мы имеем дело с живым товаром, это не болванка, которую можно положить на склад и подождать, пока ситуация на рынке станет лучше. Дальше: природно-климатические условия — то засуха, то страшные морозы. Да еще и рынки подвижны. Все это нас серьезно беспокоит. Но я надеюсь, что эти вопросы мы сможем хотя бы методологически определить и предложить конкретные механизмы регулирования в госпрограмме развития сельского хозяйства, которая вытекает из недавно принятого федерального закона о сельском хозяйстве.

Анфиса Воронина. Ведомости